Музей книги А. П. Чехова пригласил прочитать лекцию в рамках проекта «Экспедиция Крузенштерна». У них это грантовый проект от «Сахалинской энергии», очень мощная экспозиция с предметами из лучших музеев страны и еще регулярный лекторий. Я был на первой лекции, она не сильно впечатлила, но потом были более интересные, например, орнитолога О. Бурковского «Путешествие Крузенштерна: зоологические открытия». Мне предложили самому выбрать, что я могу рассказать о рыбах, я немного подумал и выбрал тему о научном рисунке.

Было трудно готовить презентацию, но не потому, что мало материала, а потому, что слишком много. Сама экспедиция была уникальным, многоплановым предприятием, чуть ли не каждый ее участник достоин особого романа. Все это постоянно отвлекало и уводило на новые и новые орбиты, хотелось рассказать обо многом, но во-первых, предыдущие лекторы уже о многом рассказывали, во-вторых, время на презентацию не резиновое. А тут еще выяснилось, что на лекцию приведут юных художников из Южно-Сахалинской школы искусств.

Итак, я поставил целью рассказать о художниках, имевших отношение к этой знаменитой экспедиции. А начал с изображений первых лиц экспедиции – капитанов Крузенштерна и Лисянского, царского посланника Резанова, их характерах и взаимоотношениях. Посмотрите на портрет молодого Крузенштерна – он выглядит как человек романтический, добрый, хороший, не правда ли? Его друг Лисянский другой, но тоже живой и открытый. А что вы можете сказать о Резанове по его портрету?

В каждой научной экспедиции того времени должен был быть штатный художник. На «Надежде» это был Курляндцев. Несмотря на то, что в ГТГ (Третьяковке) висит его работа, история толком не сохранила о нем ничего – даже точного имени-отчества. И в экспедиции он оказался никудышным – слишком много домысливал и с трудом терпел экспедиционные тяготы. В результате его высадили в Петропавловском-Камчатском и отправили сухопутным путем через Сибирь домой.

Там же высадили Федора Толстого – молодого авантюриста и скандалиста, который случайно попал на борт вместо своего двоюродного брата – тоже Федора Толстого, но Петровича, а не Ивановича.  Ф. П. Толстой был бы более полезен в экспедиции, позднее он стал известным художником, скульптором, медальером. Но он страдал морской болезнью, и его заменил брат-шалопай, которому грозило наказание за очередную дуэль. На судне он шкодил как только мог, привел на борт орангутана, пустил его в каюту капитана и подучил заполнять дневник Крузенштерна. В результате дневник оказался залит чернилами, а Федор отправился в столицу, где под кличкой Толстой-Американец продолжил хулиганить.

В августе 1803 года «Надежда» пришла в Копенгаген и приняла на борт сразу троих иностранных ученых. Тилезиус и стал основным художником и натуралистом экспедиции, затем прожил длинную плодотворную жизнь. Молодой швейцарец Горнер был астрономом, очень аккуратным и трудолюбивым. Но и с ним связана почти невероятная история – в китайском порту Кантон он вспомнил об обещании привезти своему другу-антропологу череп китайца и выкрал с городской площади голову казненного преступника! Оба эти иностранца попали в экспедицию по контракту. А вот Лангсдорф сам напросился в эту экспедицию, уговорил Резанова включить его в свою свиту. Он наперегонки с Тилезиусом собирал образцы, готовил чучела, рисовал туземцев. Потом он поступил на службу в России, его послали послом в Бразилию, и он провел знаменитую экспедицию по Амазонии. Вот такая подобралась  великолепная команда! И это не считая ставших в будущем знаменитыми русских морских офицеров – Беллинсгаузена, Коцебу, Левенштерна, Ратманова... И все же трудности, в том числе психологические были так кошмарны, что Крузенштерн впоследствии говорил, что если бы он знал о них, то отказался бы от трехлетнего путешествия. Достаточно сказать, что они вынуждены были почти два года  жить вдвоем с Резановым в каютке площадью 6 квадратных метров, не разговаривая друг с другом, общались с помощью записок или подчиненных.

Но все-таки по возвращении колоссальный труд был обобщен в трехтомном труде, один из томов целиком состоял из гравюр по рисункам Тилезиуса и карт Горнера, а коллекции Лангсдорфа составили гордость нескольких музеев естественной истории.

После Европы зашли на остров Тенерифе в группе Канарских островов. Все же лекция для художников, пришлось рассказать об искусстве гравюры, о граверной группе  Клаубера, которая несколько лет превращала рисунки и акварели Тилезиуса в изящные иллюстрации, ставшие известными на весь просвещённый мир того времени. Потом один энтузиаст решил на яхте повторить путь экспедиции, и сфотографировать все места, запечатленные Тилезиусом. И всегда не совпадало – художник, видимо, забирался высоко на мачту плюс он как-то вытягивал вверх все возвышенности. Но в основном изображения очень точно отражают реальность, это действительно научные рисунки.

Потом был бразильский порт, оба судна обогнули Южную Америку и пошли по Тихому океану на север. Потрясло посещение острова Нука-Хива,  где русские застали аборигенов, сплошь покрытых татуировками. Некоторые путешественники, среди них, разумеется, Толстой-Американец нанесли татушки себе. Нукагивцы были каннибалами и носили черепа врагов как сумочки.

На Гавайских островах экспедиция разделилась. «Нева» Лисянского пошла в Северную Америку, а «Надежда» после стоянки на Камчатке двинулась исполнять дипломатическую миссию в Японию, порт Нагасаки. Вот там было, пожалуй, самое суровое испытание – полугодовое ожидание решения от сегуната, прогулки по тесной полянке, обнесенной высоким бамбуковым забором и сбор коллекций рыб, приносимых толмачами на питание команды (причем, рыбы бывали и ядовитыми). Тилезиус неутомимо делал жанровые зарисовки, вместе с Крузенштерном внося вклад в японоведение. Наконец, делегация японских чиновников принесла весть – миссия провалена, подарки возвращаются, непрошенных гостей просят удалиться. Одно утешение – японцы принципиально отказываются торговать и снабжают командой  провизией бесплатно.

«Надежда» через Японское море возвращается к Сахалину. Наступает самый интересный для нас момент. После краткого посещения севера Хоккайдо (залив Румянцева, район Вакканая) судно входит в залив Анива.

Вот описание самого Крузенштерна, дело было в середине мая 1805:

По полудни поехал я на берег, чтобы побывать в селении Японцов и посмотреть их факторию. Сильной бурун препятствовал нам пристать на своих гребных судах к берегу; почему и должны мы были просить одного Аина, которой, по добродушию своему согласился и перевозил нас чрез бурун по два человека на своей лодке. Берег покрыт был также как и у залива Румянцова, камышем и осокою. В близи малой впадающий в залив речки, шириною в устье от 7 до 8 саженей, нашли мы множество согнивших древесных листьев по крайней мере на фут глубиною. И здесь тщетно искали мы признаков весенних.

Японское селение расположено по обеим сторонам упомянутой речки. Оно состояло из нескольких домов и осьми новых анбаров, которые наполнены были почти все рыбою, солью и сарачинскою крупою… В речке стояло десять больших плоских грузовых лодок. Судя по множеству запаса, находившагося в магзейнах, полагать надобно, что в одно сие селение должно приходить ежегодно не менее 10 или 12 судов во 100 или 120 тонов, каковые употребляются обыкновенно Японцами для плавания около своих берегов.

Капитан-Лейтенант Ратманов нашел на берегу Тамари Анива другое селение, которое по уведомлению его должно быть больше первого и вероятно есть главным местом Японской торговли, производимой ими в Анивском заливе, Он видел в нем 100 домов Аиноских и более 300 человек, занимавшихся чищением и сушением рыбы, пять малых мачтовых судов и одно большое, то самое, которое входило туда в наших глазах, и весьма много грузовых лодок в малой гавани, более закрытой, нежели якорное место залива Лососей. Домы Японцев и их анбары построены в прекрасной долине, чрез которую течет речка, доставляющая чистую воду. Находившиеся в оном Офицеры долженствовали быть чинов вышших, нежели в селении у залива Лососей; ибо последние имели по одной шпаге, первые же по две, преимущество коим пользуются Японские военные. Они приняли наших Офицеров наилучшим образом; угощали их отменным кушаньем из сарачинской крупы, рыбою и Саки, не оказывая ни малейшего беспокойства или боязни.

В близости селения у залива Лососей нашли мы несколько Аиноских хижин, сделанных из коры древесной, похожих видом на солдатские палатки. Две из сих хижин покрыты были Японскими рогожами, из коих в одной приметили много спрятавшихся женщин. нельзя думать, чтоб сии бедные хижины были и зимним жилищем в таком суровом климате. Оные конечно временные, летния; зимния же, уповательно, находятся от берега гораздо далее, куда проложены многие тропинки. Аины оставляют, может быть, на лето зимния свои жилища, и селятся на сие время для рыбной ловли ближе к берегу.

Широта якорного нашего места была 46°,41,15", N, и долгота 217°,28,00", W. Японское селение, находящееся у устья малой речки, лежало на NW, в 21 милях, и так широта оного 46°,43,00".

По указанным координатам, место стоянки судна – напротив устья Лютоги, а место высадки по рисунку Тилезиуса – скорее всего, район Третьей Пади.

Впервые описана жизнь айнов – удивительного народа юга Сахалина. И японцы вели себя, как обращает внимание автор, благожелательно. Не то что после хулиганского налета кораблей «Юнона» и «Авось», предпринятого Хвостовым и Давыдовым по инструкции Резанова. Кстати, потом Резанов на торговом судне как представитель Российско-Американской компании посетил Аляску и Калифорнию, встретил там 15-летнюю дочь коменданта Кончиту… Но это уже совсем другая история.

Первая российская кругосветка закончилась  вполне благополучно, принесла прекрасные научные результаты, значительная часть которых представлена рисунками Тилезиуса и сборами Лангсдорфа. Вот некоторые из них с оригинальными подписями.

А научный рисунок остается очень важным инструментом познания. Я привел лишь два сахалинских примера – из статей д. б. н. Вячеслава Степановича  Лабая и монографии д. и. н. Александра Александровича Василевского.

Мне кажется, лекция удалась, одна маленькая художница даже крепко уснула. А вот публикация на сайте музея.

21 февраля, во Всемирный День экскурсовода, я повторил лекцию для семиклассников первой анивской школы на журфиксе Анивской библиотеки.